Юрий Чайковский

историк науки

Максим Франк-Каменецкий и реформа науки

Предложение отменить академические ежемесячные дотации (у академика — в размере директорского оклада, у член-кора — старшего научного сотрудника без стажа), в 1987 г. не поддержал ни один из трех тысяч членов Академии, даже А.Д. Сахаров. Об отказе академиков от должностей и вовсе никто не молвил, хотя все знали и знают, что ученый и начальник — таланты разные.

Что касается нашей всеобщей надежды, будто свободные выборы приведут в Академию ученых, а не чиновников, то и она не оправдалась. Мне уже случалось напоминать, как члены и претенденты в драке за места в Академию (1987 г.) вовсе не вспомнили о лучшем, чем все они, кандидате в три отделения Академии (истории, литературы и философии). То был А.Ф. Лосев, некогда пострадавший от госбезопасности. Но кому теперь нужен был слепой старец?

Появились предложения по реформе науки, и расскажу об одном — как потому, что вёл записи, так и потому, что оно вскоре же было реализовано и в наше время успешно добивает науку. Его автор и глашатай, биофизик Макисм Давидович Франк-Каменецкий (см. примечание 1), вскоре бежал от дела рук своих в Штаты, откуда по сей день напоминает, как хороша его идея и как плохи исполнители. (Да, куда уж нам, жалким, без него?) И по сей день удивлен, отчего прежние друзья его избегают.

Блестяще обрисовав загнивание позднесоветсткой науки, он предложил и лечение — описал западную систему научных грантов как единственный возможный путь спасения.

Он объяснял: чтобы получить деньги, завлаб посылает проект в один или несколько фондов, «специально созданных для стимулирования фундаментальной науки». Проект поступает «на рассмотрение совета фонда, куда входят крупные ученые». Они сами не читают, а должны «назначить шесть рецензентов из числа специалистов» в данной области, причем три — иностранцы. Те оценят проект в баллах в течение месяца (!), а если их мнения сильно разойдутся, то якобы «давших негативные оценки рецензентов можно вызвать на совет фонда для объяснений». Арифметика баллов и рублей, «лучшие проекты, уложившиеся в выделенную сумму, принимаются», удачливый завлаб набирает штат, закупает, что нужно, и делает открытия. А неудачник?

Он, как ему и должно, плачет. Точнее, ищет работу и жильё по всему свету, для чего надлежит отменить прописку и прочие атрибуты советской власти.

Неужто это говорилось всерьез? Каменецкий отнюдь не простак, неужто он всерьез думал, деля деньги, решать проблемы науки? Нет, конечно, тут было что-то иное.

В его кругу о науковедении (теории развития науки) не знали ничего (мне случалось бывать там), но почему и в редакции сборника никто не объяснил автору, что спасать надо не тех редких завлабов, что сочетают качества ученого и дельца, а науку как таковую, то есть, умственную деятельность? Почему никто не указал ему на зловещую близость его построения с «Государством и революцией» Ленина, где чиновник так же властен и благостен? Впрочем, вызывать иноземцев «на ковер» не додумался и Ленин.

Несоответствие критической и позитивной частей статьи, как, впрочем, почти у всех (правых, левых и прочих), поражало. Например, Каменецкий писал: «... Истинные научные школы выиграют в первую очередь». Интересно, думал я, откуда он заранее знает, что выиграют именно истинные? Да очень просто — кто выиграет, тот и истинный. Вечная идеология войны, рынка и бюрократии: победитель всегда прав.

Да, была тогда общая рыночная эйфория, и сам я, что греха таить, верил, что рыночные отношения могут спасти советскую экономику. Но наука? Все мы вроде знаем, что она — структура нерыночная, что здесь наиболее ценно то, что еще не имеет спроса. Идея, которую поймут в некоем фонде (и найдут для ее поддержки шестерых экспертов из разных стран), не может быть нова. Интересно, куда смогли бы подать свой «проект» Кеплер, Мендель, Дарвин или даже Эйнштейн, уже в ХХ веке? «Да полноте, ребята-западники, рыночна ли вообще ваша фантазия?» — осенило меня (и было тогда же записано), когда дошло до сказки про 6 экспертов. «Не столь же вы наивны, чтобы не чуять того, на чем собаку съели».

Эксперты в проекте столь восхищены оказанной им честью, что «исполняют свои функции бесплатно» (см. примечание 2), зато «работа председателя и штата фонда должна хорошо оплачиваться». А членов совета? С ними-то как? Как появится властный председатель (он «подбирает состав совета»), Каменецкий не сказал и тут-то проявил полный реализм: когда в самом деле стали возникать фонды, никто не спросил на сей счет ученых. Нет, не на рынок, не на демократию рассчитывал премудрый автор, а на привычного руководящего товарища; ведь как раз те товарищи привыкли считать научным лишь то, что готовы дружно подтвердить солидные эксперты.

Но двинемся далее. Завлабы, члены советов фондов и эксперты — одни и те же люди почти сплошь (они же знакомы с западным миром, и Каменецкий один из них), им проще не тонуть в необъятном море «чужих» заявок, а договориться, найти зарубежных друзей и поделить деньги (так и оказалось, узнал я, побыв разовым экспертом). Вот для кого вся затея: для себя.

Кстати, а деньги-то откуда? Кто платит, тот и заказывает, это все знают, но об их источниках у прожектера ни слова.

Мне-то С.В. Мейен и другие коллеги в свое время показали, как важно ученому знать азы науковедения. И легко было понять, что Каменецкий пишет для тех «руководящих товарищей», кто зашорен рамками нормальной науки, той, что катится по накатанным рельсам и знать не хочет нехоженых троп. Почти всё в науке ездит по этим рельсам (почти все факты и их объяснения добыты в ее рамках), и в этом ее польза. Однако сами рельсы проложены отнюдь не такими, кто заполнит потом собою поезда, все это тоже знают. А уж эксперты — отнюдь не первопроходцы. В нормальной науке карьера обычно важней поиска истины, тут принят клич: «Пусть неудачник плачет». А Каменецкий был уже тогда по уши в карьере, притом американской.

Словом, посмеявшись, я рад был, увидав его на очередном митинге, сказать:

— Максим, с восторгом прочел у тебя критическую часть, но что касается предложений, то хочется написать пародию.

Улыбнувшись снисходительно (кто он и кто я?), он проплыл, словно лайнер мимо лягушки. Написать пародию не вышло (самый текст выглядел пародией), и осталось заявить в единственном доступном мне тогда СМИ:

«Развивая систему грантов (американский метод финансирования научных программ), мы можем только окончательно развалить нашу науку. Гранты — атрибут нормальной науки в нормальном социуме. Нельзя воспроизводить... образцы на абсолютно инородной почве» [Чайковский Ю.В. Напоминать и осмысливать // Химия и жизнь, 1989, № 9, с. 25].

О, как хорошо бы мне тогда ошибиться! Правда, и ошибка нашлась, но лишь одна: западный социум оказался столь же «нормален», сколь и его гранты. Один из его фондов, работавший тогда в ельцинской России, прислал отказ на мою заявку (российские фонды, куда мы обращались, и того не делали). Вот его текст целиком (опущено только название фонда):

«Глубокоуважаемый Юрий Викторович, Международный отборочный комитет ... рассмотрел заявки, поступившие на конкурс в 1993 году. К сожалению, Ваш проект не вошел в число рекомендованных к финансированию Комитетом. Рассмотрение и обсуждение проектов было глубоким и серьезным. Из 2500 заявок, полученных Фондом, Фонд смог профинансировать только 102. Конкуренция в конкурсе минувшего года была очень высокой, и Комитету пришлось делать очень нелегкий выбор среди большого числа превосходных проектов. От имени Отборочного комитета ... благодарю Вас за предоставленную возможность ознакомиться с Вашим проектом и узнать о Ваших творческих планах. Мы надеемся, что Вы при всех условиях сможете продолжить работу по данной проблематике.
С уважением (подпись

Вот это да! От белейшей бумаги и чудесного шрифта (лазерный принтер был еще диковинкой) несло провинциальной пародией в духе то ли Щедрина, то ли Платонова. На что они там «надеются»? Ведь в заявке честно отвечено на все бесчисленные вопросы анкеты и ясно написано, что работы прекращены, приборы отняты, коллекция хранится по квартирам сотрудников. Сидящих, кстати, без зарплаты. И просил я гроши — на минимум зарплат, еще меньше на матчасть и ничего — на помещение и поездки.

Да читал ли кто заявку в ходе «глубокого и серьезного»? Нет, не читал — текст отписки един для всех и число заявок дано округленно. Не удосужившись пересчитать, удосужились все их прочесть и обсудить? Не смешите.

Как, помнится, прежде все мы сетовали на бездушие советских отписок, но ведь ни одна из них не смела нарушить железное правило советской бюрократии: хотя бы один абзац должен демонстрировать ознакомление чиновника с сутью дела и один — излагать причину отказа. Можно было обращаться выше по начальству, в газету, к депутату, в суд. А тут поставлена точка.

Однако, пусть условия конкурса нелепы (зачем объявлять четыре широчайшие темы с десятками подтем, если денег — всего на сто грантов?), пусть отписка лицемерна (никто не читает заявок, кроме «своих», «нужных»), — мы должны благодарны быть уже за то, что заморский дядя хоть кому-то хоть что-то платит.

«Но так и быть должно, — дошло тут до меня. — Грант значит по-английски “дар”, а спорить с неподарившим абсурдно».

Но почему Максим счел, что этим путем можно спасти нашу науку? Спросить бы его, да что спрашивать? До меня и без того доходило, что сам он и его круг регулярно получают гранты. Они давно, еще при «застое», вписаны были в эту западную систему (использующую рыночный язык, когда удобно, но вполне административную) и в своем успехе не сомневались. А до судеб российской науки им дела, видать, не больше было, чем заморскому дяде. Рушится — значит плоха.

* * *

Вот чего не поняли Каменецкие, если они вообще пытались что-то понять: нет смысла строить схемы распределения денег по учреждениям, пока отсутствует понимание устройства системы управления наукой и государством в целом.

Советское триединство (научное звание, привилегии и командный пост) важно для власти очень: делает начальников покорными, а чины (даже не дающие никаких благ в работе) желанными. Недаром при нынешнем разгроме науки власть его сохранила. Однако дело не в самом триединстве, а в его корне, в бюрократическом устройстве государства. Многие тогда сетовали на бюрократизм как на свойство клана чиновников, а не на бюрократию как на класс и тип государства. Это не в укор им, так как в то время такого знания у нас практически не было.

До недавних пор Академия была, как и в СССР, министерством науки, а ни в каком министерстве нет распределения средств и благ внешними советниками. Система грантов смогла лишь вписаться в общую систему присвоения благ, когда интересы целого в расчет не принимаются почти или вовсе. Так было тогда во всем, и Каменецкие это учуяли, отбросив более важное.

Ю.В. Чайковский, историк науки

Источник: Российский палеоботанический журнал, том 14, 2017, с. 3-6.


Примечания

  1. Франк-Каменецкий М.Д. Механизмы торможения в науке // Иного не дано (сб.). М., Прогресс, 1988. 674 с.
  2. Фарс очевидный: серьезный отзыв очень трудоемок. Естественно, что, будучи приглашен в эксперты, я получил гонорар (мою квартальную зарплату за неделю работы). Приглашая, меня просили найти знакомого и писать с ним согласованно. Мы (двое, а не шестеро) стояли на своем мнении, и более нас не звали.

просмотров: 675

 >